|
|
|
- Привет, дядь Володь. - А-а-а! Пельменник. – Он всегда меня так называл. Теперь, я должен признаться, больше похожу на пельмень, чем в молодости. За долгие годы общения мне не удавалось вызвать его на беседу по двум причинам. Во-первых, сам был не готов. Не надо мне это было. С возрастом происходят некие метаморфозы, кто знает о чём я, поймёт, кто не знает поймёт со временем. Во-вторых, я нашёл способ, как строить беседу. Это чисто корреспондентская штучка. Надо спрашивать вполне конкретные вещи.
- Нет, я молодой был. Танцы, девьки, патефон заводил, ничего мы не знали. - А родители? - Ничего нам не говорили. Жили, работали… - Ну вот началась война, объявили по радио! - Да, я как раз работал в ночь с 21-го на 22-е июня, мы были в аэродромной бригаде, обслуживали самолет Коккинаки. По громкоговорителю объявили, ну мы давай домой, а нас охрана не пускает. Мы через забор и дома. - А дома как? - А что? Война… Как всё будет никто не знал… - Бомбёжки потом начались. На Шебашевском проезде бомба упала прямо на площадь перед столовой. Поубивало людей… У нас во дворе вырыли траншеи, накрыли их жестью и барахлом всяким, соседи прятались. Один дядька трусоватый был, бомбёжка кончится, мы с ребятами вылезем и давай камнями барабанить по траншее, где он был… Хе… Потом ходили с семьёй в метро, Аэропорт.. Да, даже ночевали там… - Так, вот немец под Москвой, как завод? - Работы нет, мы слонялись по цехам, многие уже эвакуировались. Отец сказал: «Я никуда не поеду, будь что будет…». Старший брат уехал с заводом в Иркутск. Чего делать? Пошли с ребятами на призывной пункт, зима, декабрь кажется. Нам говорят: «Вы молодые, собирайтесь и идите в Йошкар-Олу. Там лагерь строительный.» - Подожди, а старший кто был? - Да, нет, сказали идите, в колхозах будете питаться… Ну и пошли, не строем, разбрелись по кучкам. Ну, что ж. Приходим, кормёшка плохая, поработали на стройке и поняли, что нечего здесь делать, пошли обратно… - Как пошли, ехать ведь на чём-то надо? - Да, по трассе едут машины. Вышел майор, они везли какой-то авиационный двигатель в Москву, объяснили ему, он посадил. Машина открытая, декабрь. Доехали прямо к заводу. - Погоди. А как же патруль? - Да… Как патруль – он винтовки нам дал, объяснил, что вы, мол, партизаны. Доехали… Новый Год дома встречал. - Ну а потом ты всё ж на фронт попал? - Да, пошли опять в военкомат. Выходит военный, построил нас, узнал, что мы ушли со стройки, пистолет достал и начал нас пугать… Мы струхнули… Ему говорим: «Мы на фронт хотим.». А он: «Да, вас знаете сколько таких?!» Ну короче, посадил нас за стол: «Пишите предложения.» Мы написали. «Связистами хотите быть?» Хотим! А что это такое мы не знали… Ночью пошли грузиться в вагоны через Тимирязевский лес. У нас своя одежда была у каждого, но нас переодели. И мы со шмотьем в вагоны. Привезли в Бологое. Там выгружаемся и бомбёжка. Раскидало всё! Уцелело здание почты. Мы собрали шмотки свои и командир нам говорит: «Одежду пакуйте, пишите адреса и отсылайте домой». У меня полушубок, я прямо на нём чернилами адрес написал и отдал. - И что дошло всё. - Да. Этот полушубок у брата оказался в Иркутске. Родители ему переправили. - Вот это да… Сейчас бы в подобной ситуации почта не сработала бы. Это точно. Никакой DHL не помог бы. - Дальше-то куда вас? - На Ленинградский фронт, потом на Старую Руссу. В вагонах присягу принимали. Винтовку дадут, пока ты слова говоришь, потом другому её передаёшь. Всего три винтовки было. В районе Старой Руссы нас определили в 282-й отдельный батальон связи. Мы молодые, не обученные, зима… ё, дали нам провод и сказали: «Идите по нему, придёте в землянку, там всё объяснят.» Ну, идём.. темно… Вдруг, что такой? Провод вверх пошёл. Смотрим а посреди поля, где мы шли, стоит немец замёрзший, а вокруг головы провод наш намотан… Ё-ё-ё! Ну, дальше пошли, потом землянка… накормили нас… Да ладно, всё нормально… Вот так для простых людей начинаются войны и беды всякие. А простые ли они, люди-то? И что это за определение такое? Амёба и инфузория - туфелька и то простой не бывает для человека, изучающего и любящего природу. А здесь люди… семья… отношения. Даже этот, вождь великий, отец народов, в страхе и растерянности своей преступной обратился именно к простым людям: «Братья и сёстры…» И что же! Пошли они - братья и сёстры, кто на фронт, кто на заводы в тыл от родных, да близких долг свой блюсти… Я всё описал, как он сказал, в словах его не было пафоса и показухи. Это внутреннее мощное чувство. Это напоминает мне кристалл. Убери всё: молодость, желание любить, шалости глупые, чувства братские, дружбу – всё! Останется кристалл. Останется неосознанная сопричастность к чему-то большому. Это чувство рода. Оно формирует поступки, которые ты сам не можешь понять, оно толкает на преодоление трудностей, на смерть в конце концов и это не становится для человека чем-то инородным. Это именно оно, его – родное! И он в нём, он там, где надо, и ему хорошо от этого. Я был потрясён его словами, завершающими нашу беседу: - Да, на войне было хорошо…
|
|
Капитан Гатя, 2010 г. |
-
Скажи, дядь Володь, 41-й год, весна, ты работал на заводе,
тебе только что исполнилось 18 лет. Было ощущение
надвигающейся беды?